Смерть молчит [Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас] - Мишель Лебрюн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А если мне пойти поговорить с ним? Если признаться откровенно, в какой я нахожусь ситуации? Нет, он бы только рассмеялся мне в лицо, единственное, что имеет для него значение, — это цифры доходов. Он знает только, что после годичного отсутствия возвращаются его компаньоны, и им придется дать отчет. И на заклание отдаст меня! Хоть это по его вине агентство всё теряет позиции. Именно он губит результаты моей работы!»
В этот момент заметил мадемуазель Стено, которая направилась в сторону кабинета директора и, разгладив юбку, постучала в дверь, после чего исчезла за ней. Нет, все были по горло сыты стариком, и уйди он, все агентство вздохнуло бы с облегчением.
Решив кое-какие неотложные вопросы, Шазель покинул кабинет. По дороге всех, кроме Малле, которого демонстративно игнорировал, одаривал взглядом доброго хозяина. Потом исчез — его рабочий день закончился.
Время до пяти часов тянулось немилосердно долго. Франсуа как раз вспомнил обещание Джульетты. Ведь та должна была позировать в студии. Хотел было позвонить, но, поколебавшись, решил, что просто спустится туда. Выходя, предупредил мадемуазель Стандард:
— Я в студии.
— Хорошо, месье Малле.
На лестнице хлебнул немного. Его нервы, постоянно напряженные, требовали добавочной дозы спиртного. Порочный круг. Пожевав ментоловую пастилку, вошел в студию, на дверях которой лампы не светились.
— Есть тут кто?
Студия казалась пустой. Было темно. На голос Франсуа откликнулся Фрэнки-режиссер, державшийся с ним запросто. Тот включил свет и подал Малле руку. Видимо, отдыхал, ибо на этот раз был без своего пластикового козырька. Спросил:
— Что привело вас сюда? Работа кончена, и я как раз проявляю. Хотите взглянуть?
Франсуа шагнул за ним в темноту. Кое-как разглядел какого-то мужчину и женщину в белой блузке, которые развешивали мокрые отпечатки.
— Взгляните как следует, — предложил Фрэнки, — я уверен, что вышло хорошо.
На нескольких снимках Франсуа различил улыбающуюся Джульетту в вечернем платье. Фрэнки пояснил:
— Это для рекламы духов «Кисс».
— Давно отсюда ушла моя жена? — спросил Малле. Фрэнки наморщил лоб.
— Часа два назад. Мы еще не закончили съемки, но пришел шеф, и они ушли вместе. Придется заканчивать завтра утром.
— Шазель? Он ушел с моей женой?
— Ну да. Пришел, когда мы сделали всего три снимка. Понаблюдал немного, потом вступил в какой-то спор с Джульеттой. Если я правильно понял, речь шла о вас. В конце концов ушли вместе. Разговор был довольно острый и касался каких-то денег. Кажется, ваша жена добилась прибавки. Знаете, меня такие разговоры не интересуют, так что…
Через минуту Франсуа опять был на лестнице. Все стало совершенно ясно.
«Конечно же, так и должно было случиться! Пришел старик, начал любезничать с Джульеттой. Ну а она и поблагодарила его за мое повышение. „Какое повышение?“ — удивился Шазель. „То, которое вы пообещали Франсуа“. Старик, должно быть, от души посмеялся. А потом выложил правду. Но почему она ушла с ним?»
И тут же в голову пришло простое объяснение.
«Я словно слышу Шазеля: „Мадам Малле, с хорошенькой женщиной всегда можно договориться… Ведь вы прекрасно знаете, что нравитесь мне и что хватило бы сущей ерунды… Вы меня понимаете? И я готов буду забыть мой разговор с вашим мужем, при условии, разумеется, что это останется между нами. Подумайте как следует. Ведь вы достаточно умны, чтобы понять, что вам выгоднее…“ Джульетте не пришлось долго думать: „Но вы мне обещаете, что муж останется в агентстве?“»
Франсуа сжал кулаки. Время для него остановилось. Перед глазами маячили ужасные картины, казалось, он слышит вздохи и стоны… Замер на ступеньках, не в состоянии двигаться, пока мимо него не потекли смеющейся гурьбой сотрудники, закончившие работу. Для них с концом рабочего дня кончились и все заботы. Франсуа стал в стороне, чтобы пропустить их, потом, когда на лестнице вновь воцарилась тишина, вошел в зал.
Стемнело. Франсуа казалось, что он бесконечно долго тащится к своему «аквариуму». В конце концов, закрыв за собой дверь, сел за стол с треснувшим стеклом. Еще не взявшись за телефон, достал фляжку с коньяком и только потом набрал свой домашний номер.
Два гудка — и трубку сняли. Послышалось чье-то бурчание. Это дядюшка Август, как всегда ужасно довольный, что мог снять трубку. Но тут Франсуа услышал голос Жанны.
— Алло, Жанна, это месье Малле. Жена вернулась?
Жанне всегда было не по себе при разговорах по телефону, поэтому она выкрикивала каждое слово.
— Нет, месье! Хозяйка звонила, что не вернется к ужину.
Трубка упала на стол. На другом конце провода Жанна спросила:
— А вы вернетесь? Я спрашиваю, потому что не люблю накрывать одному дядюшке Августу.
Франсуа, не отвечая, положил трубку. Ну вот, все ясно. Шазель добился своего. Для Джульетты это такая мелочь…
«Но только не для меня! Джульетта и этот облезлый старик! Ее нагое тело в лапах этой скотины! Она не колебалась! Если вечером, когда вернется, я закачу по этому поводу скандал, будет удивлена. Но, дорогой мой, заявит, это все для тебя, чтобы ты мог работать дальше… О нет, нет!»
Выпить! Срочно выпить! Но фляжка была уже пуста. Бросил ее в мусорную корзину. Машинально надел плащ, шляпу и взял папку. Не забыл даже выключить свет.
Поспешно спустившись по лестнице вниз, вошел в кафе напротив, куда никогда еще не заглядывал, чтобы не встретить коллег из агентства.
— Один коньяк.
Порция была до смешного мала.
— Повторить.
Бармен, знающий свое дело, махнул рукой на бутылку поблизости. Франсуа согласно кивнул, и через миг его бокал был снова полон. Пить, чтоб забыть об этой мерзости, напиться вдрызг.
— Еще раз повторить.
— Простите, — повернулся к нему бармен, — я не хочу вмешиваться, но это не лишнее?
— Сколько с меня?
Бармен назвал сумму, Малле положил две бумажки по тысяче франков и вышел, не взяв сдачу. Его охватил свежий ночной воздух, но он вернулся в бар.
— Дайте жетон для телефона.
В подвале, в одной из кабин, парочка целовалась, разговаривая одновременно по телефону. Франсуа заперся в другой кабине, где воняло кошачьей мочой. Руки у него так тряслись, что жетон выпал и закатился в угол. Франсуа пришлось открыть двери, чтобы нагнуться и поднять его. Наконец он набрал домашний телефон Шазеля.
— Алло? — услышал он голос старика.
— Шазель? Это Малле. Вы знаете, почему я…
Щелчок — трубку положили на место.
Франсуа отупело уставился на молчащий аппарат. Шазель над ним издевается! Бросил трубку! Значит, он был с Джульеттой…
Папка с документами неимоверно оттягивала руку. Открыв ее, уставился на свинцовую трубу. Орудие смерти… Истинное орудие смерти.
VI
Свинцовая трубка в папке оттягивала руку все сильнее, словно напоминая Франсуа Малле о своем присутствии. Второй бармен запомнил его уже пьяным, третий — отупевшим.
— Мартини.
— Двойной виски.
— Еще коньяк.
Пить что угодно, лишь бы пить. Пить, чтобы только ощущать, как наполняет его алкоголь, как постепенно овладевает он его телом и душой. Никогда еще выражение «пить, чтобы забыть» не казалось ему таким верным.
Пока он пьет, забудет обо всем. Не будет больше слышать голос Виктора Шазеля: «Вы человек конченый! Если за три недели…» Не будет видеть его рук, ползущих по телу Джульетты… Но почему не приходит забытье? Почему?
— Еще раз то же самое.
— Простите, мы уже закрываем.
Вновь улица, темная и молчаливая. И все та же тяжесть в руке — свинцовая труба. Который может быть час? Под фонарем взглянул на часы, но стрелки прыгали перед глазами. Подняв голову, крикнул:
— Который час?!
Голос его разнесся эхом по опустевшей улице. Чье-то окно распахнулось, и кто-то иронически ответил:
— Час пьяниц.
Он горько рассмеялся. Час пьяниц! Час хулиганов и бродяг.
Ведомый инстинктом, оказался возле своей машины, оставленной напротив агентства. Долго возился, прежде чем открыл дверцу. Брелок — шарик из оникса неритмично ударялся о металл. Наконец сел на сиденье и упал головой на руль.
— Вам нехорошо?
Поднял мутный взгляд на спрашивавшего.
— Нет, ничего, спасибо. Который час?
— Половина двенадцатого.
Человек удалился. Франсуа опустил стекло, полной грудью вдыхая холодный воздух. Постаравшись собраться, тронулся с места.
«Немедленно поеду к Шазелю и скажу ему все, что думаю. Все было только маневром, чтобы переспать с Джульеттой. Я ему морду набью».
Оказавшись вскоре на площади Клиши, проехал вдоль огромного фасада студии Гомон на улице Коленкур. Внизу находилось кладбище, к которому вели длинные, обсаженные деревьями лестницы. Он хорошо знал этот район, когда-то часто здесь бывал, а последний раз сопровождал Шазеля после вечернего бриджа.
